Москва - скопище ошибок архитекторов

Александр Кузьмин уверен, что башенки у столицы остались в прошлом

Счет времени, оставшегося до 9 Мая, пошел на дни. Москва готовится к большому приему. Какой предстанет перед гостями российская столица в дни празднования 60-летия Победы? Что нового в родном городе откроют для себя москвичи? С этой праздничной темы начался "деловой завтрак" с главным архитектором Москвы Александром Кузьминым.

Манеж стал больше походить на себя самого

Российская газета: Александр Викторович! Что нового появится к 9 Мая на московских улицах?

Александр Кузьмин: Сегодня откроется восстановленный после пожара Манеж. К очередному Дню города в сентябре останется лишь завершить благоустройство, цель которого превратить Манежную улицу вместе с Александровским садом в еще одну прогулочную зону - продолжение ныне существующей на Манежной площади.

РГ: Скамеечки поставят, чтобы было где посидеть?

Кузьмин: Обязательно.

РГ: Как по-вашему, что Москва получила в итоге: восстановленный памятник или новодел?

Кузьмин: В законе говорится: если сохранено больше 50 процентов здания, то это памятник. Какой же новодел из Манежа? Стены сохранены полностью, работы по укреплению фундамента проведены в режиме реставрации. Даже орлы восстановлены, которых уже не было к моменту пожара. Спорным остался лишь вопрос: подшивать потолок или нет? Да его натянуть можно в любой момент - по 45 долларов за метр, пусть блестит, как покрашенный масляной краской. Мы же оставили открытыми уникальные деревянные фермы Бетанкура, восстановленные строго по чертежам, чтобы каждый мог полюбоваться этим чудом. На мой взгляд, сейчас Центральный выставочный зал больше напоминает тот Манеж, который был при Александре I, чем сгоревший.

РГ: Что еще откроется к 9 Мая?

Кузьмин: Памятник Зураба Церетели Шарлю де Голлю - на площади перед гостиницей "Космос", которая оказывается, еще с 80-х годов носит это имя.

РГ: Большой?

Кузьмин: Не очень - высотой 9 метров. Зураб Константинович сделал сразу три модели: де Голля в шинели образца Первой мировой войны, в образе генерала и французского президента. Общественный совет выбрал скульптуру генерала, так как для россиян де Голль - прежде всего освободитель Франции. Второй памятник, который мы мечтаем сдать к 9 Мая, - скульптура антигитлеровской коалиции на Поклонной горе. Четыре солдата - русский, француз, американец и англичанин стоят в центре аллеи, которая находится за зданием музея и ведет к Минской улице, над ними - эмблема ООН.

РГ: А Сталина нет, как всполошились сначала СМИ?

Кузьмин: Нет, и не было даже в проекте. Там же, у Поклонной горы, появится и памятник - мечтателю, лирику Янке Купале, подарок Москве от Минска. А возле храма Христа Спасителя ждет своего часа памятник Александру II - стоит, как и положено перед открытием, пока завернутый в тряпочку.

РГ: При решении участи каждой из этих скульптур, вам, как архитектору, не мешало смешение политики с искусством, которые в нашем обществе бывает почти невозможно разделить?

Кузьмин: К счастью, Москва очень большой город, который никогда исторически не был богат памятниками. Поэтому, чем больше их в городе, тем лучше.

РГ: Ну а Булгакова после скандала на Патриарших пристроили на Воробьевых горах?

Кузьмин: Это оказалось очень непросто. Недавно, например, подходит ко мне один человек, берет за лацкан пиджака и говорит: "Все равно мы вашего дьявола Булгакова в Москву не пустим". Грустно такое слышать. Ведь скульптура мастера получилась очень хорошей, Александр Рукавишников душу в нее вложил. У него две любимых работы. Первая - памятник Набокову, который стоит в Швейцарии. Вторая - памятник Булгакову, которому нет места в родной Москве.

РГ: Что ждет памятник Карлу Марксу в ходе строительства новой гостиницы "Москва"?

Кузьмин: Стоял и будет стоять.

РГ: Вам не кажется, что Лубянская площадь все-таки опустела после того, как ее покинул "железный Феликс"?

Кузьмин: Там однозначно должна стоять какая-то скульптура. Я видел разные предложения известных мастеров. Например, установить памятник Екатерине. Но хорошо, что этот вопрос в данный момент не обсуждается - слишком эмоционально он еще воспринимается.

Камень, запущенный в спину, может попасть в лицо

РГ: Александр Викторович! Какие из новостроек вам больше всего не нравятся в Москве? А главное, кто виноват в том, что эти здания появились в Москве?

Кузьмин: Винить никого не могу, потому что одно из основных правил, которого придерживаюсь, состоит в том, что у всего хорошего, что построено в городе, авторы найдутся. А вот за все плохое в ответе всегда я. Такова особенность должности главного архитектора. Другое правило, которое я для себя сформулировал, но еще не испытал: уходя с этого поста, не оглядывайся, потому что камень, запущенный в спину, может попасть в лицо.

Ну а того, что не нравится, скрывать не стану. К явным неудачам, перечеркивающим многое из хорошего, созданного за последние годы в городе, относится Арбатская площадь. Жилой дом возле ресторана "Прага" сбил исторический масштаб Арбата. А ведь есть еще здание Центробанка в начале Пятницкой, из-за которого улица потеряла одну из своих прелестей - воздух, который тянет к Кремлю, выносит тебя в историю. Промашка произошла и с Английским посольством. Нельзя было сюда допускать иноземную современно-курортную архитектуру. Все это места, мимо которых я еду и краснею.

РГ: Чем объясняется в городе обилие башенок?

Кузьмин: В их основе - чисто российское явление, которого ни в каком другом месте не могло быть. Приведу для сравнения пример. Представьте себе голодного человека, которого впустили за шведский стол. Вряд ли от него следует ожидать, что он будет вести себя прилично. Но потом он насытится, привыкнет к тому, что пищи много, никто ее не отнимает и может ограничиться легкой закуской, а то и вовсе выкурить лишь сигарету, пока другие едят. Примерно то же самое произошло с архитекторами, которые со сталинских времен рисовали лишь кубики и квадратики панельных домов. И вдруг пришла свобода. Вот они и повеселились от души. А когда спохватились и занялись серьезной архитектурой, а не украшательством, начали давить инвесторы. "А где башенка?" - стали требовать, получив проект дома без ставшего привычным элемента. И долго еще стояли на своем, искренне недоумевая: "Как же без башенок люди узнают, что мой дом - элитный?"

РГ: Вы, наверняка, видите, ошибки и прошлых веков?

Кузьмин: Если проанализировать все, что писали о Москве на протяжении столетий, она представляет собой просто скопище ошибок. Это Петербург, утверждает молва, строили отличники, а Москву - сплошь двоечники. Перечень ошибок, допущенных ими, начинается с самого Кремля. Какой идиот мог спроектировать такое фортификационное сооружение, острые башни и зубцы которого побьют своих защитников лучше любых выстрелов и стратегий захватчиков? - спрашивали, например, иные ценители. Или взять храм Христа Спасителя, еще до сноса называвшийся праздничной коробкой для торта. Если принимать все, что говорилось на этот счет, за чистую монету, остается только удивляться, откуда же в Москве столько зданий, ставших визитной карточкой города во всем мире? Те же зубцы кремлевской стены, тот же силуэт гостиницы "Москва"...

До и после "Трансвааля"

РГ: Александр Викторович! Взгляд на красоту и уродство, безусловно, может быть субъективным. Но трагедия "Трансвааля" разделила историю строительства и архитектуры столицы на "до" и "после" по самому важнейшему критерию - безопасности. В то же время строительство уникальных по сложности зданий в городе становится массовым. Где гарантия, что любое из них не рухнет, как это случилось с аквапарком в Ясенево?

Кузьмин: Согласен, что это действительно водораздел. А для меня - и как главного архитектора, и как человека - вообще трагедия, связанная с гибелью людей. Чисто профессионально она означает прежде всего конец попыткам создавать в наших климатических условиях изящную архитектуру. Ни один архитектор больше не построит здание, которое падает, если удалить всего лишь одну колонну. А если кто-то и рискнул бы, проект не пропустит специально созданный в Москве научно-технический совет, который проводит теперь испытания именно на прочность, чего прежде не было. Например, выбивается из здания не одна, а пять колонн - и оно должно стоять. Подсчитывается даже, сколько времени потребуется на эвакуацию людей в случае беды.

РГ: А раньше не считали?

Кузьмин: Может, и считали, но в СНИПах этого не было и нет. Чем ведь особенно страшен "Трансвааль"? Он не был самостроем, его создавали лучшие силы, принимала на всех этапах экспертиза. И тем не менее трагедия произошла.

РГ: Что еще сделала столица, чтобы она не повторилась?

Кузьмин: Введен мониторинг. Дорогое удовольствие - оснастить стройку датчиками, компьютерным оборудованием, высококвалифицированными специалистами, которые будут отслеживать все изменения, происходящие в фундаменте, каждую трещинку в стенах, крыше, потолке... Москва это может себе позволить. А другие регионы, где нет ни денег, ни законов, обязывающих заниматься безопасностью? Ведь новый Градостроительный кодекс России отдал всю архитектуру на откуп муниципалитетов. Знаете, что меня больше всего поразило, когда прошла трагедия с аквапарком? То, что Росстрой потребовал проверить все аква-парки. А если такие же большепролетные конструкции применены во дворцах культуры, в музеях? Будем ждать, когда что-нибудь рухнет там?

РГ: Что намерена в этой ситуации делать Москва?

Кузьмин: В самое ближайшее время Гордума все-таки примет закон о Генеральном плане развития Москвы и к 2007 году создаст градостроительный кодекс столицы.

Продается частный домик

РГ: Александр Викторович! Строительство жилья в столице ведется в основном по трем направлениям: снос "хрущоб", которым Москва занимается до сих пор единственная в России, реконструкция домов несносимых серий и программа "Новое кольцо Москвы", с которой город начинает массовое строительство небоскребов. Какое направление самое важное?

Кузьмин: Я ставлю сейчас вопрос о том, чтобы все три объединить в единую программу и реконструировать каждый городской квартал комплексно. Если выгодные кусочки земли выхватывать по отдельности, плотность районов быстро достигнет возможных пределов. И тогда жителей ветхих домов просто некуда будет переселять, так как самая острая проблема в городе - нехватка земли. Последний резерв в столице - промышленные территории, который тоже скоро будут исчерпан. Поэтому вопрос о комплексной застройке скоро будет вынесен на заседание правительства Москвы.

РГ: О том, что лучшие земли "строители уже сожрали", говорил в своем отчете за 2004 год и первый зам. мэра руководитель стройкомплекса Владимир Ресин. На чем же строится тогда заявление главы департамента земельных ресурсов, буквально на прошлой неделе сказавшего о том, что городские власти готовы начать строительство частных домов в городе? Выходит, рядом с небоскребом вполне может оказаться коттедж?

Кузьмин: Почему обязательно с небоскребом? Наоборот, в исторической части города, где высокие дома строить запрещено, инвестор берется строить дом, скажем, тысячи на полторы квадратных метров. "Сколько этажей я могу сделать в соответствии с городским законом?" - спрашивает он у Москомархитектуры. "До четырех", - говорят ему. "Ну ладно, - отвечает он, - сделаю этажа три, на две квартиры". Понимаете, инвестор поменялся. Он уже не пытается, как еще вчера, набить любой дом жильцами, как муравейник. Знает, что при четырех этажах получится традиционный московский доходный дом конца девятнадцатого - начала двадцатого века, только недоделанный. Если же он опустится до трех этажей, то сделает сверхэлитный дом с хорошей территорией за забором, в котором метр жилья продаст тысяч по 30 долларов. Возможны и коттеджные поселки - почему их не построить на территории столицы на месте бывших исторических деревень - вроде Бутова, Щербинки, поселка Северного?